Наследие (3 сезон)

Сибирь, 1996 год. Заброшенный посёлок, где снег в апреле ещё хрустит под сапогами, а на заборах висят объявления о пропавших коровах и надеждах. Семнадцатилетний Алёша, с лицом, обветренным от скуки и бесконечных прогулок по промёрзшим пустырям, находит в колодце завёрнутый в тряпьё дневник. Замшелые страницы пахнут бензином и полынью, а вместо подписи — кривая метка, как шрам от молнии. Его автор, девушка Вера, исчезла десять лет назад, но пишет о посёлке так, будто он *живой* — с дыханием в стенах домов и шёпотом под землёй.

Алёшу гонит не любопытство, а злость: Вера — его мать. Соседи, узнав о находке, вдруг начинают чинить крыльцо, которое не трогали годами, или угощают леденцами с горьким послевкусием. А в дневнике всё чуднее: схемы тоннелей под банями, рисунки деревьев с корнями-паутинами, записи о «дверях», которые открываются только тем, кто «не боится своей тени». Но главное — страницы меняются. Там, где вчера был детский стишок, сегодня проступают цифры, словно кто-то дописывает историю за Веру...

Что связывает ржавый ключ из колодца с обручальным кольцом старосты? Почему в часовне за лесом, которую все считали разобранной на дрова, вдруг находят дверь — наглухо заваренную, с цепью, покрытой инеем, хотя на улице уже весна? Алёша понимает: чтобы докопаться до правды, придётся стать таким же чужим, как Вера. Но как верить дневнику, если он врет, как живой? И можно ли доверять тем, кто готовит лопаты и соль, но твердит, что «рыть — грех»?