Игра (1 сезон)

Карелия, 1986-й. Лера приезжает в поселок, затерянный меж озёр, где волны выносят на берег осколки бутылок с записками — просьбами о помощи, датированными 37-м годом. Её бабушка, единственная медсестра в округе, умерла, оставив ключ от подвала больницы с надписью *«Не ищи»* на ржавой табличке. Но как не искать, если в детских письмах, спрятанных под половицей, Лера узнаёт почерк матери, пропавшей десять лет назад?

Здесь не любят чужаков. Даже чай в местной столовой подают с густым вареньем, в котором тонут мухи-подёнки, а старики на лавках щелкают семечки, будто отсчитывая секунды до заката — после шести улицы пустеют, будто по свистку. Лера нарушает правила: пробирается в лес, где сосны стоят кривыми рядами, словно отмечая путь к чьей-то могиле. Она находит гильзы, обугленные детские ботинки, а в кармане мертвой сороки — стеклянный глаз, точь-в-точь как у её плюшевого зайца из детства...

Чем чаще она задаёт вопросы, тем чаще слышит в трубке тишину: местный телефонный узел будто отрезан от мира. Даже врач, что выдаёт ей бабушкины архивы, прячет пальцы в черных перчатках — *«от краски»*, бормочет. А краска здесь везде: синие ставни, красные крыши, жёлтая полоса на заборе больницы — будто кто-то помечает границы невидимой карты.

Когда Лера наконец открывает подвал, там нет ни лекарств, ни архивов — только стена, испещрённая детскими ладонями в сизой извести. Они тянутся к вентиляционной решётке, откуда тянет ветром с озера. И холодом.

Но как верить следам, если каждый знак ведёт к её собственной семье? И что страшнее — узнать, почему мать бежала, или понять, что бабушка *осталась*?