Сэкирэй (2 сезон)

Осень 1987-го. Рыбацкий посёлок на краю японских скал, где волны выплёвывают на гальку ржавые ключи и обрывки плёнки из забытых кинокамер. Юмико, бывшая журналистка с шрамом на запястье в форме полумесяца, возвращается после смерти отца — не чтобы оплакать, а чтобы понять, почему его последнее письмо пахло морской солью и... формалином.

Здесь каждый третий ребёнок рождается с перепонками между пальцев, а старики шепчутся о «долге перед глубиной». Когда Юмико находит в отцовской лодке затёртую аудиокассету с голосом незнакомки, повторяющей *«прости, я не хотела их показывать»*, посёлок вдруг замолкает. Даже ветер.

Чем чаще она слушает плёнку, тем явственнее слышит за словами шелест чешуи — и замечает, что соседи ставят у порогов миски с мутной водой, словно откупаются от чего-то. А ещё... её сны стали мокрыми на вкус. В них отец стоит по пояс в прибое, держа в руках не то фонарь, не то чей-то глаз, и кричит без звука.

Но как искать правду, если каждый шаг вглубь памяти затягивает, как ил? И что страшнее — узнать, почему мать исчезла в ту же ночь, когда родилась Юмико... или понять, зачем отец годами вёл двойной отсчёт отливов в своём дневнике?

*«Ты всё ещё уверена, что хочешь услышать конец этой записи?»* — спрашивает её слепой магнитофонщик, стирая пальцем каплю росы с витрины. За его спиной волна бьётся о камни — ровно тридцать три раза.