Финиковая косточка (1974)

В послевоенной белорусской деревне, где избы стоят криво, будто прячут шрамы под слоем побелки, тринадцатилетний Витька находит в колодце финиковую косточку — гладкую, как пуговица от чужого мундира. Её странный теплый блеск не даёт покоя: откуда в этих краях, где даже яблоки кислят от тоски, взяться экзотическому семени? Мать шепчет, что это знак, но сжимает губы, будто боится, что ветер унесёт слова к соседям. А соседи — те и вовсе крестятся, завидев мальчишку с находкой, словно за ней тянется невидимая нить из прошлого, которое здесь предпочитают не тревожить.

Витька копает глубже: старики вполголоса вспоминают о немецком солдате, что зимовал в деревне, о письмах с фронта, сожжённых в печи, о женщине, которая ушла в лес и не вернулась. Но чем яснее становятся轮廓ы историй, тем чаще гаснут окна в домах при его приближении, а в школьном портфеле появляются камешки — тусклые и холодные, будто вынутые из речного дна. Даже родная тётя, всегда угощавшая блинами, теперь мнёт краешек фартука, бормоча: *«Не своё дело ищи — своё потеряешь»*.

А косточка... та всё теплее в кулаке. И когда Витька решает посадить её за околицей, где земля чёрная и горькая от пепла, возникает вопрос: прорастёт ли в этой почве что-то кроме тишины — или корни упрутся в каменное «нельзя», спрятанное поколениями?