Старый Новый год (1 сезон)

В сибирском посёлке, где снег хрустит, как битое стекло, медсестра Вера возвращается в январе 1980-го — накануне Старого Нового года. Её валенки проваливаются в сугробы у заброшенной котельной, а в руках — коробка с *кутя́*, которую старухи велели разнести по домам. Вместо зёрен мака в одной из мисок она находит свёрнутую в трубочку страницу *«Правды»* с вырезанным ножницами именем — тем самым, что стёрли со всех памятных досок.

Здесь всё дышит двойным днём: гастроном пахнет соляркой, в школу привозят ящики с непонятными болтами, а соседи шепчут тосты «за новых покойников», когда гаснет свет. Верин отец, секретарь партячейки, твердит, что «нечего рыть в прошлом», но сам по ночам стучит в стену кулаком — будто отбивает азбуку Морзе. А ещё — те самые «гуляки» у котельной, где подростки жгут покрышки: их смех обрывается, стоит Вере приблизиться, оставляя в воздухе дрожь, как после колокола.

Чем больше она спрашивает, тем чаще на столе в прихожей появляются конверты с сушёной полынью и угловатыми буквами: *«Не лезь. Ты же не чужая»*. Но в кармане отцовской гимнастёрки, забытой в чулане, она находит ключ от сейфа райкома — и фото, где он молодой, стоит рядом с человеком без лица. Точнее, лицо есть, но его зачёркнуто карандашом так яростно, что бумага порвана.

Сможет ли Вера отпраздновать Старый Новый год — или её ужин с отцом за столом, под гирляндой из киноплёнки, станет последним, где они играют в «нормальных»?