Горькая жатва (1985)

Сибирь, конец 70-х.
Ветер гонит пыль по покосившимся крышам деревни, где Лёва, замкнутый сын лесника, находит в колодце ржавую гильзу с письмами — не от людей, а *от земли*. Каждая строчка выжжена, будно углём: кто-то decades назад пытался рассказать, как здешние сосны «помнят» больше, чем живые. Но деревня дышит страхом — даже дети умолкают у пограничного камня, за которым чернеет чаща.

Лёву толкает не любопытство, а ярость: отец исчез, оставив лишь сапоги, набитые мёрзлой клюквой. Местные шепчут, что лес «забрал своё», но парень замечает узоры на коре — как шифр, повторяющийся в старых письмах. Чем глубже он втягивается, тем чаще соседи «забывают» его имя, а в избах хрустят половицы под чужими шагами ночью. Даже мать, всегда молчаливая, вдруг высыпает в печь все семейные фото, бормоча: «Нельзя будить спящие корни».

Сможет ли Лёва пробиться сквозь лёд молчания, если правда, как таёжный зверь, рвёт тех, кто её выследил?
Письма пахнут смолой и железом, а вороны над посёлком кружат спиралью — будто закручивают пробку на бутылке, где бурлит что-то древнее, чем страх.