Флоренс Найтингейл (1985)

1985 год, приморский городок, где волны разбиваются о бетонные волнорезы, а в аптеке до сих пор взвешивают порошки на латунных весах. Флоренс, медсестра с тремя аккуратными шрамами на запястье — следами прошлого, которое она зашивает в молчании, — замечает, что в больничных журналах исчезают страницы. Не вырваны — стерты, будто чернила растворили сами даты. Ее подталкивает не любопытство, а ярость: здесь, в этом сером лабиринте коридоров, где даже воздух пахнет йодом и ложью, она научилась доверять только цифрам.

Но чем больше она сопоставляет пропуски в графиках дежурств с полушепотом ночных санитарок, тем чаще натыкается на «случайности»: перегоревшие лампы в архиве, внезапные отключения телефонов, старую аптекаршу, крестящуюся при ее вопросе о морге. Даже ее собственный отец, когда-то учивший ее складывать бинты звездочкой, теперь хмуро стучит костяшками по столу: *«Не ты ли хотела забыть?»*

А в кармане у нее — смятый листок, найденный под койкой пациента: схема с отметками, где знакомый почерк выводит *«не вводить после заката»*. И выбор: сжечь его, как когда-то сожгла дневник со своими таблетками, или пройти ночью к маяку, где мигает не сигнальная лампа, а чей-то фонарь...

Сможет ли она поверить в зло, которое не прячется в тенях, а носит белый халат?