Танец возлюбленных (1988)

В приморском городке конца 80-х, где волны бьются о бетонные плиты порта, юная Лариса — дочь исчезнувшей балерины — находит в подвале кинотеатра «Мир» закопченную киноплёнку. Кадры на ней дрожат, как её дыхание: танцовщики в масках кружатся под музыку, которой нет, а в последнем кадре — чья-то рука, вцепившаяся в занавес с вышитыми журавлями.

Её толкает не любопытство, а тихий укор: мать говорила, что «танец — это язык, который не лжёт», но однажды ушла на репетицию и не вернулась. Теперь Лариса ищет следы в архивной пыли и разговорах стариков, чьи фразы обрываются, словно ножницами. Местный киномеханик, хромая на левую ногу, шепчет: «Этот танец — как спичка в бензобаке. Ты не туда полезла, девочка».

Но как остановиться, если в каждом дворе ей мерещатся те самые журавли на шторах, а в радиоэфире шипит та же мелодия, что на плёнке? Чем ближе к разгадке, тем больше город сжимается: в библиотеке внезапно сгорают подшивки газет, а на стене кинотеатра кто-то рисует чёрным мелом — петлю, в которой дергается силуэт.

Сможет ли Лариса станцевать ту самую партию, не став частью круга, что десятилетиями хоронил правду за аплодисментами? Или её ноги, как и у матери, запутаются в невидимых нитях меж «можно» и «нельзя»?

*P.S. Замшелые плёнки пахнут морем и проявкой, а журавли на занавесе — оказываются не белыми, а алыми, будто вырезанными из заката.*