Чудеса (1989)

В глухой уральской деревне, где последний трактор заржавел ещё при Брежневе, шестнадцатилетняя Катя находит в пепле сгоревшего амбара карту с метками, похожими на шрамы. 1989 год висит в воздухе гулким эхом — ни войны, ни мира, только бесконечная грязь распутицы и шепотки о «перестройке», которую здесь понимают как игру в жмурки. Карта, вычерченная на обороте школьного атласа, ведёт к местам, которых нет: колодец за школой, заброшенная штольня, крыльцо дома Катиного пропавшего отца.

Её толкает не любопытство, а злость — на мать, которая стирает чужие простыни до рассвета, на одноклассников, что смеются над её польской фамилией, на учительницу истории, внезапно начавшую задавать странные вопросы о «семейных реликвиях». Но чем точнее Катя сверяет шаги по карте, тем яснее видит: деревня помнит всё. Старики крестятся на иконы без ликов, подростки исчезают в лесу с лопатами на рассвете, а в школьном подвале кто-то замазывает свежей краской даты на стене — 1941, 1953, 1986…

Две детали не дают спать: на карте её почерк. И запах отца — табак и аптечный йод — на замшелых уголках бумаги. Сможет ли она остановиться, если каждое найденное «чудо» — будь то ржавая медаль или детский ботинок в глине — заставляет мать плакать в подушку, а соседей хоронить овец у реки с закрытыми лицами?