Широка река (1 сезон)

Сибирь, 1998. На краю деревни, где река шириной с небо, пятнадцатилетняя Катя находит в рыбацкой лодке ржавый фонарь с выцарапанными цифрами — словно чья-то рука торопилась, пока волны не смыли след. Цифры ведут к заброшенной метеостанции, чьи антенны давно вросли в тучи, как иглы в спину медведя. Но деревня не любит вспоминать про неё: старики крестятся, подростки смеются нервно, а отец Кати запирает на рассвете дверь на тяжёлый болт — будто не от волков, а от собственных мыслей защищается.

Что толкает её? Не любопытство — злость. Злость на мать, исчезнувшую год назад без слов, без прощальной записки, только пятно мазута на причале. Теперь Катя копает: разбирает старые рации, читает журналы с пометками «не вскрывать», слышит, как ночью скрипят шаги у порога — нечеловечески медленные. А ещё эти сны: река, текущая вверх, и голос, зовущий её по имени, которое знала только мать.

Но чем ближе Катя к разгадке, тем чаще соседи «ошибаются»: ломают её велосипед, топят лодку, шепчут за спиной, что метеостанция — не для живых. Даже лучший друг Максим, чьи пальцы вечно пахнут соляркой, вдруг стирает с карты координаты, бормоча: «Там правда нет ничего». А фонарь... он зажигается сам, когда луна прячется за тучами, и светит туда, где под грудой шин лежит детский ботинок — точь-в-точь как у неё в детстве.

Сможет ли Катя перестать винить мать — и начать её понимать? Или её, как ту метеостанцию, навсегда затянет в тину семейных тайн, где правда не освобождает, а душит?