Ангел ярости (1992)

В глухой сибирской деревне, где даже снег кажется серым от печных дымов, 16-летний Алёша выкапывает из-под ржавой бочки потрёпанный дневник. Замшелые страницы пахнут бензином и полынью, а между ними — карта с отметками, повторяющими изгибы здешних рек, но с одной странностью: там, где у всех избы, здесь кресты. Деревня замерла в тишине, будто ждала, что он это найдёт.

Его подгоняет не любопытство, а злость: отец, пропавший год назад, оставил на том же сарае царапину в виде крыла — точь-в-точь как символ на обложке. Но спрашивать о дневнике бесполезно — старики отводят глаза, шепча про «несвоевременные вопросы», а подростки тушат костры, едва он приближается. Даже местный священник, обычно добродушный, хватает Алёшу за плечо: *«Здесь некоторые дороги лучше не топтать»*.

Чем чаще он сверяется с картой, тем яснее — метки ведут к домам соседей. К тем, кто учил его ловить рыбу и чинить заборы. К тем, у кого в подвалах, возможно, лежат такие же дневники… А однажды ночью он застаёт мать, сжигающую в печи письма с тем же крылатым знаком.

Сможет ли Алёша поверить в то, что отец — не жертва, а часть чего-то чужого? Или дрогнет, обнаружив, что тайна вписана в саму землю под его ногами — в могилы без имён, в засохшие лужи смолы, в тревожный вой собак на рассвете?