Неистовые (1999)

В сибирской глухомани конца 90-х, где снег хрустит, как битое стекло, а избы дышат смолой и старыми страхами, шестнадцатилетний Алёша находит в колоде заброшенного колодца потёртый планшет — не компьютерный, а *армейский*, с выцветшими метками вдоль границ района. Под замшелой кожей — карта, где крестиком отмечен их посёлок, а вокруг круги, будто кто-то годами следил, считал шаги.

Его подталкивает не любопытство, а вина: накануне пропал единственный друг, Витька, оставив на пороге Алёшиного дома валенок, набитый щепками с цифрами — словно обрубленный код. Посёлок, привыкший к пьяным исчезновениям, впервые замолчал наглухо: бабки у окон не вяжут, мужики не рубят лёд, даже лающая на чужаков Ночка — и та скулит, забившись под лавку.

Алёша — сын шофёра, который три года назад уехал «на северный рейс» и не вернулся. Теперь в гараже ржавеет его «Урал», а под сиденьем — блокнот с теми же кругами, что на карте. Чем больше Алёша сопоставляет даты, тем яснее: каждый побег, каждая смерть тут — как пазл в чьей-то игре. Даже мать, всегда твердившая «не лезь», теперь молча прячет в сундук фотографии, где за спинами предков — силуэты в военной форме, не местной...

Повороты? Один: карта меняется. На рассвете линии — ржавые, к полудню — алые, будто кровь проступает. Второе: в лесу, куда ведёт крестик, Алёша находит бункер, а в нём — детские ботинки, аккуратно поставленные в ряд. Не Витькины.

Сможет ли он поверить матери, которая знала про бункер, но молчала? Или сжечь карту, пока она не начала светиться у него под кроватью, приманивая чьи-то шаги за окном?

*P.S. Замшелые страницы пахнут бензином и полынью — как руки отца перед тем, как он сел в тот роковой рейс.*