Наша коммунистическая жизнь (2020)

Ленинград, 1986. Заснеженный двор-колодец, где стены домов шепчутся скрипучими балконами, а подросток Витька срывает ржавый замок с подвала бомбоубежища — того, что десятилетия числится «законсервированным». Внутри — не запах страха, а груда коробок с киноплёнкой, где кадры парадов соседствуют с какими-то ночными съёмками: люди в чёрном выносят из института ящики с... мёдом? Советский мёд, который, как известно, только в магазине «Пчела».

Витька ищет не героику — он пытается найти отца, исчезнувшего год назад «в командировку». Но плёнки манят глухими намёками: вот директор школы в кадре крестится украдкой, вот на стене портрет Андропова треснул ровно над глазами. А соседи, узнав о находке, вдруг предлагают «комсомольскую помощь» — то пирожками, то угрозами вполголоса: *«Твой отец понимал, где правда зимует»*.

Чем больше Витька склеивает мозаику из обрывков, тем чаще ловит себя на мысли: правила этой игры пишутся не в ЦК, а здесь, во дворе, где даже детская считалка про «десять негритят» звучит как шифровка. Сможет ли он размотать клубок, не став очередным «пропавшим» в списке газеты «Ленинградская правда»?

(Короткие фразы, образы: плёнка пахнет уксусом и ладаном, трещины на портретах как шрамы, соседка-телефонистка с ниткой жемчуга под воротником гимнастёрки.)