Лондон, конец 80-х. Затянутый в бархат цвета запекшейся крови ресторан «Le Hollandais» — здесь хриплый смех гангстера Альберта Спики разрывает тишину, как нож салфетку. Каждую ночь его жена, Джорджина, в платье-хамелеоне (сегодня — серебро луны, завтра — пепел), проглатывает ужины под взглядами официантов-призраков. На кухне, где воздух густеет от трюфелей и страха, Повар режет мясо так, будто хоронит грехи в соусе из граната. Что сводит их в этом танго из ножей и шёпота? Джорджина, задыхаясь в
- Год выпуска: 1990
- Страна: Нидерланды
- Жанр: Фильмы
- Продолжительность: 01:49
- Премьера (Мир): 1990-03-23
- Качество: WEB-DL
В глухой уральской деревне, где радио ловит только вой ветра, шестнадцатилетняя Лика находит в колодезной кладке ржавый ключ в форме крыла. 1990-й год тут — не время, а состояние: разбитые трактора, пустые магазины и взгляд стариков, будто за каждым холмом притаилась беда. Дневник её деда, пахнущий соляркой и мхом, указывает на заброшенный ангар за рекой — тот, куда детям ходить запрещено с тех пор, как «небо горело». Но Лику гонит не любопытство: в фотографиях из тетради она узнаёт лицо
- Год выпуска: 1990
- Страна: Нидерланды
- Жанр: Фильмы
- Продолжительность: 01:55
- Премьера (Мир): 1990-11-16
- Качество: WEB-DL
На скалистом клочке земли, затянутом туманом как прокисшим молоком, бывший врач Андрей стирает в кровь ладони, вытаскивая из прибоя ржавый медальон. На нём — чужое имя, выцарапанное дрожащей рукой. Остров живёт по часам отливов: здесь не спрашивают, *откуда* ты бежишь, но ночью у костров из обломков корабля (горит синим, пахнет гарью и водорослями) шепчутся о пропавших. Андрей хочет спасать — но как лечить тех, кто прячет раны под одеждой и смотрит сквозь тебя, будто ты призрак? Чем больше он
«Представь: провинциальный городок на краю карты, где улицы до сих пор помнят скрип трамваев 70-х. Анна, бывшая журналистка, возвращается в родной дом после смерти отца — и находит в его мастерской папку с письмами, адресованными… ей. В десять лет. Чернила выцвели, но подпись узнает сразу: почерк матери, которая якобы бросила их, когда Анне было пять. Город молчит, будто сговорился: соседи крестятся при упоминании фамилии, в библиотеке внезапно «исчезают» старые газеты, а в кафе за окном каждый
Орландо (1992) Величественные залы елизаветинской Англии, где юный аристократ Орландо клянётся королеве в вечной верности — и внезапно обретает дар не стареть. Его жизнь, словно портрет, пишется столетиями: пудреные парики рассыпаются в прах под порывами индустриального ветра, а шелковые платья цепляются за колючую проволоку окопов XX века. Но вечность — не подарок, а зеркало, где каждое отражение требует новой маски: то мужской, то женской, то поэта, то изгоя. Всё меняется, когда Орландо, уже
Питер, 1992-й. В съемной однушке на Невском, где обои отслаиваются, как старая кожа, Лера прячет пачки валюты под половицей — ровно до рассвета, когда деньги забирает *он*. Ее жизнь — это вечерние платья с чужого плеча, звон хрусталя в полупустых ресторанах и мужские пальцы, слишком грубые для шелковых лент в ее волосах. Но все меняет конверт с детской фотографией — той, где у девочки еще нет шрама от ожога на запястье. Что толкает? Не ошибка, а намерение: Лера начинает платить *обратно* —
В долине, где небо цепляется за холмы бархатными когтями заката, Муми-тролль замечает, что река стала течь вспять, а звезды на рассвете не гаснут, а *шипят*, как угли. Это лето пахнет жженым сахаром и тревогой: из глубин обсерватории Снусмумрика доносится скрип телескопа, настраиваемого на алую точку в небе — комету, что плывет прямо к ним. Но долина не хочет говорить о ней вслух: фрёкен Снорк шепчет заклинания в платок, Морра топчет тени у порога, а Снифф внезапно копает подземный ход,
В затерянном средневековом городе, где колокола звонят только для чумы, девушка в бархатном плаще с вышитыми глазами решает, что её новорождённый брат станет святым. Не голод, не страх, а *запах ладана, смешанный с вонью гниющей соломы*, толкает её на аферу: младенец должен исцелять, говорить с ангелами, стать ключом к власти в городе, где тени соборов грызут мостовую. Но чем громче молва о «чуде», тем страшнее цена: каждое исцеление брата оставляет после себя труп в переулке, а её собственная
Сибирь, 1993-й. Заброшенный гараж на краю деревни, где ржавые «Жигули» давно стали частью пейзажа, а снег даже весной хрустит, как кости. Алешка, пятнадцать лет, руки в солярке, находит под капотом разобранного двигателя потрескавшийся блокнот: замшелые страницы пахнут бензином и полынью, а между ними — схема бункера, который не значится ни на одной карте. Его отец, исчезнувший год назад, оставил здесь больше вопросов, чем деревня за десятилетия молчания. Но деревня дышит чужими секретами:
В холодных водах датского фьорда 10-го века руины крепости хранят шепот предательства. Амлед, принц с глазами, как вспышки северного сияния, возвращается домой, где доспехи отца уже ржавеют на дне ущелья, а дядя примеряет его корону. Здесь правда тонет в тумане: женитьба дяди на матери за шесть лун, внезапные смерти старых союзников, шелест кинжалов за спиной во время пиров. Каждый шаг Амледа отзывается звоном цепей — законы чести душат, как удавка, а прошлое шепчет: *«Ты тоже часть этой
В промозглом постсоветском городке, где часы давно остановились на 5:47 утра, семнадцатилетний Сашка каждую ночь слышит, как стучат трубы в пустующих цехах брошенного завода. Его отец, инженер с глазами выгоревшего неба, исчезает в подземных тоннелях под фабрикой, оставив лишь потёртый комбинезон и блокнот, испещрённый цифрами, похожими на шифры апокалипсиса. Городок живёт по странным правилам: здесь рассвета ждут не по солнцу, а по гудку сирены, а в школьных учебниках зачёркнуты целые главы
Мега-Сити-1, 2139 год. Воздух пропитан гарью реактивных двигателей и сталью, а улицы — легионами преступников, которых не пугают ни пули, ни закон. Здесь судьи — и палачи, и боги в броне с орлами на плечах. Дредд — живой миф, ходячий устав: его голос режет, как циркулярная пила, а пистолет «Законодатель» стреляет только по ДНК. Но когда его обвиняют в убийстве, машина ломается: система, которой он служил костяком, выплевывает его в трущобы, где законы — насмешка, а правда пахнет дешевым