Падая, как снежинки (2024)

В приморском посёлке, где зима выгрызает краски до ржавых крыш и солевых рубцов на причалах, Лера — бывшая скрипачка с нарастающей глухотой — находит в стене старого маяка нотную тетрадь. Страницы испещрены шифром из пауз и дроби молний, а последний аккорд обрывается на полусмычке, будто кто-то вырвал инструмент из рук.

Посёлок живёт по «ледяному уставу»: дети шепчутся о тенях, что слизывают иней с окон, а взрослые меняют тему, застукивая чай ложками. Но после каждой репетиции в заброшенной котельной (где резонанс идеален, словно стены выточены из скрипичного корпуса) Лера замечает — кто-то подкладывает ей на пюпитр обгоревшие фотографии: вот мать в платье, сшитом из занавесей театра, которого нет на картах; вот она же, но лицо вычерчено льдом...

Чем упорнее Лера пытается сыграть партитуру, тем сильнее маяк бьёт лучом в ритме, от которого трескаются стёкла. Рыбаки крестятся, увидев её смычок, а старый настройщик роялей, пахнущий льняным маслом и снежной слепотой, бормочет: «Твоя мать хотела замолчать мотив, что будит спящее под бухтой. Но тишина — тоже звук».

Сможет ли Лера услышать правду в мире, где каждый такт музыки стирает память, или её собственная глухота окажется не проклятьем, а последним щитом от той ноты, что разломила мать пополам — как смычок об край льдины?