Глория! (2024)

«Представь: каменистый берег, где волны разбиваются о скалы, как струны о деку скрипки. Здесь, в консерватории-призраке 2000-х, 17-летняя Вика смычком выцарапывает правду о матери — гениальном композиторе, чьё имя вычеркнули из всех афиш. В её руках не просто ноты, а разложившийся на такты скелет — симфония, которую мать написала перед исчезновением. Но каждая нота здесь пахнет солью и чернилами, а когда Вика играет, у соседей начинается мигрень, а в портовых барах шепчутся о «проклятой мелодии».

Её толкает не любопытство, а ярость: почему мать сожгла все письма, кроме одного, с пятном, похожим на слезу? Почему дирижёр консерватории, пряча шрам на шее, твердит, что «эту музыку нельзя будить»? Чем громче Вика играет, тем чаще в её снах появляется женщина в промокшем платье, поющая на языке, которого нет в учебниках. А ещё — странное правило: после заката в консерватории нельзя зажигать свет. Но как репетировать в темноте, если партитура светится слабым синим, как гнилушка?

Повороты? Однажды Вика обнаруживает, что мигрень у слушателей начинается ровно на 13-м такте — том самом, где мать вплела в партитуру морзянку. А потом узнаёт, что шрам дирижёра — след от ожога, и форма его повторяет контуры её собственной скрипки...

Но главное — сможет ли она поверить отцу, который три года молчал, а теперь клянётся, что мать не сошла с ума, а *договорилась* с тем, что поёт в шторм под окнами? Или её скрипка уже стала ключом, который повернётся не в ту сторону?»

(Образы: партитура, где вместо динамических отметок — отпечатки пальцев в ржавчине; звук волн, синхронный с метрономом в пустом классе.)