Вальс (1969)

Ленинград, 1969. За стеной коммуналки, где скрипач Андрей репетирует вальсы Штрауса, скрипит плинтус — под ним желтеет нотная тетрадь. Мелодии в ней словно ранены: такты прерваны пятнами крови, а на полях — заметки карандашом, дрожащие, как голос в метель. «Играй — и они услышат».

Андрей ищет автора, но соседи крестятся, шепчут про блокадный призрак, что стучал в окна тем, кто брал его музыку. В букинистической лавке старик выдавливает: *«Это вальс мёртвых. Его играли, когда надежды не осталось»* — и захлопывает дверь, будто боясь эха.

Чем настойчивей Андрей вплетает те ноты в концерты, тем чаще в его квартире пахнет жжёной кожей — как в бомбоубежищах, — а струны рвутся сами, оставляя шрамы на пальцах. Дирижёр оркестра, обычно сухой, как партитура, вдруг умоляет остановиться, суёт пожелтевший пропуск в закрытый архив: *«Твой дед тоже искал. Его имя стёрли из афиш не просто так»*.

Сможет ли Андрей допеть то, что оборвалось в сорок втором, — или замолчит, как все, притворившись, что война давно отыграла своё? Скрипка уже ноет на минорных нотах...