Наш рождественский дом (2024)

В приморском городке, где декабрьские шторма выгрызают краску с фасадов, Лида — архитектор с чемоданом неразобранных обид — возвращается в родовой дом, пахнущий ладаном и ржавыми трубами. Под слоем обоев в бабушкиной комнате она находит конверты, перевязанные лентой цвета выцвевшего крови: письма 50-х годов шепчут о «комнате, которую не следует искать». Местные, поправляя воротники с колокольчиками («от глухоты зимних ветров», — врут сквозь зубы), учатся не замечать, как Лида измеряет стены метром, сверяя их с планами из мэрии. Чем точнее её чертежи, тем чаще гаснут окна соседей, будто в доме напротив внезапно учатся читать по губам.

Повороты:
— В подвале, под грудой угольных мешков, она находит дверь с замочной скважиной в форме восьмиконечной звезды — как татуировка на плече её матери, которую та всегда прятала под шерстяным свитером.
— Священник, вручающий ей ключ от колокольни, наутро исчезает, оставив на паперти лужицу воска и варежку, вывязанную узором из тех же звёзд.

Секрет здесь не в земле, а в воздухе: семейные обеды обрываются на полуслове, телефонные провода обрывает ветер, а карта городка в архиве — на треть меньше, чем в реальности. Сможет ли Лида сложить пазл из умолчаний, не разбив хрупкое стекло, за которым десятилетиями прятались те, кого она зовёт «семьёй»?