Живите в радости (1978)

Хорошо, представь такую сцену:

**Солнечный луч скользит по потрескавшимся половицам старого сибирского дома. Илья, только что вышедший из мест не столь отдалённых, стоит на пороге своей же, но чужой теперь избы. Воздух густой — пахнет дегтем, свежим сеном и тишиной, которая звенит в ушах.** Это не героическое возвращение, а неуклюжее вписание обратно в жизнь, которая за годы его отсутствия сжалась, как высохшее полено.

Что толкает его? Не карта сокровищ и не злодей. Просто **упрямое, глухое желание** — заново собрать осколки своей семьи, достучаться до жены, которая стала островом, и до сына, который смотрит на него как на призрака. Но прошлое Ильи — не просто тюремный срок, это **тяжелый камень на шее у всего села**, невидимая стена, которую возвели соседи. Их молчание — громче крика. Правила здесь просты и жестоки: **прошлое не прощается, а лишь замалчивается.**

Чем больше Илья пытается втиснуться в эту налаженную, но хрупкую жизнь, тем **чаще он натыкается на ледяные взгляды и внезапно захлопнутые калитки.** Кажется, сама земля под ногами шепчет ему: "Уходи". А потом находится старый, замшелый дневник в сарае... его страницы пахнут бензином, полынью и чем-то безвозвратно утраченным. Он роется в этих записях не для мести, а пытаясь понять — **когда и почему оборвалась ниточка, связывавшая его с этими людьми, с этой землей?**

Всё кружится вокруг одного вопроса, который висит в воздухе, как предгрозовая тишина: **Сможет ли Илья разбить этот панцирь молчания — не кулаком, а чем-то более хрупким и страшным — доверием — к тем, кто давно забыл, что это такое?** Фильм дышит этой болью, этим упрямством и тихим, но яростным светом человеческой надежды. По-моему, это мощно.