Глубина (1970)

**В рыбацком посёлке на краю Баренцева моря, где туман цепляется за крыши словно седые призраки, механик Семён находит в трюме списанного траулера ящик с плёнками, помеченными чужим именем.** Кадры на них — не рыбацкая хроника, а вспышки подводного тоннеля, которого нет на картах. А ещё — лицо женщины, чей портрет годами пылился в его собственном доме, под фотографией погибшего брата.

Посёлок живёт ритмом приливов и молчанием: здесь не задают вопросов о том, что унесло море. Но Семён, с руками, вечно пахнущими мазутом и солью, ломает правило — собирает обрывки правды, как шестерни механизма. Чем чаще он включает проектор в заброшенном клубе, тем настойчивее старые друзья заводят речи о том, как опасны «галлюцинации» от долгой зимы. Даже дочь, обычно смеющаяся над суевериями, теперь гасит свет в окнах раньше времени.

А плёнки множатся. На одной — брат в гидрокостюме, жестикулирующий что-то камере у чёрного люка. На другой — та же женщина, но уже с проседью, смотрящая в объектив так, будто видит Семёна сквозь годы.

**Сможет ли он остановиться, если каждое «нельзя» звучит как эхо семейной тайны, запертой в ржавом ящике? Или ключ от неё давно лежит на дне, где даже волны хранят молчание?**