Миссия в Москву (1943)

Москва, 1937. Американский дипломат с чемоданом, полным неотправленных донесений, замечает, как в коридорах посольства исчезают лица: вчерашние собеседники сегодня — лишь вымаранные чернилами строчки в списках. Его подталкивает не любопытство, а тревога — в каждом протоколе, за каждым тостом «за мир» сквозит щель, куда проваливаются голоса. Здесь правда не прячется, она *переодевается* — в статистику, речи, парады.

Но архивы шепчут иное: замки на дверях внезапно ржавеют, фотографии в газетах теряют фигуры, а свидетели говорят с ним только спиной, будто ветер с Волги выдувает слова из их ртов. Чем упорнее он ищет нить в этом клубке, тем чаще ловит на себе взгляды, холодные, как сталь револьверов. Даже собственное прошлое мешает — вера в протоколы, в чернила, в то, что бумага не лжет.

А потом — письмо. Конверт без марки, вложенный меж страниц доклада. Всего три слова, написанные химическим карандашом: *«Они сожгли мой архив»*.

Сможет ли он различить, где заканчивается пропаганда и начинается человек — тот, чей голос дрожит в полутьме, словно пламя спички на сквозняке? И какую правду выберет для отчета: ту, что спасет союзников, или ту, что не даст уснуть по ночам?