Родные Холмы (1948)

1948 год. Деревня, прилипшая к склону холма, будто старая заплатка. Здесь каждый камень помнит войну, а в огородах до сих пор находят гильзы. Мария, бывшая санитарка с руками, навсегда испачканными йодом, натыкается в погребе на ящик с письмами — не от солдат, а *им*. Тем, кто остался. Строки кривые, будто писали под землёй: «Не ищи, где не светит фонарь»...

Но она ищет. Потому что вчерашний калека-сосед вдруг прошёлся по улице без костылей, а в колодце зацвела ржавая каска. Чем больше Мария спрашивает, тем чаще ей подсовывают мёртвых щеглов на пороге — местный намёк: «замолчи». Даже мать шепчет: «От греха — сожги».

А эти письма... пахнут не чернилами, а *мокрым свинцом*, будто их писали под дождём из пуль. Что, если те, кого оплакали, не просто *погибли*, а...?

Сможет ли Мария перестать копать — или её правда сожжёт деревню дотла?