Юля-капризуля (1955)

Ленинград, 1955-й. В квартире с потолками в три метра и паркетом, звонким как настороженный смех, девятилетняя Юля роется в бабушкином сундуке. Не кукла манит её — та с фарфоровым лицом и треснувшим локтем, — а странный браслет на её запястье: сплетённый из проволоки и детских зубов, он жжёт кожу в полнолуние. Соседский мальчик, что исчез прошлой весной, шептал о таком же в бреду, но взрослые стирают эти разговоры, как мел с доски.

Капризы Юли — не прихоть, а щит: когда она злится, стены сталинки шелестят газетами 30-х, а в зеркале прихожей мелькает женщина с её глазами, но без возраста. Чем упорнее девочка дергает нити прошлого, тем чаще гости за столом замолкают при её входе, а в школьном портфеле появляются письма, написанные почерком, который повторяет её собственный — буква в букву.

Сможет ли Юля разжать кулак, отпустив браслет-ключ, или её ярость — единственный язык, на котором говорит правда в этом доме, где даже пыль на люстре хранит обеты молчания?