Рогопаг (1962)

На краю земли, где волны Баренцева моря бьются о ржавые шестерни маяка, 1962 год застыл во мгле полярной ночи. Здесь ветеран-метеоролог Игорь Волков, чьи руки до сих пор дрожат от воспоминаний о проваленной экспедиции, находит в заброшенной радарной будке транзистор, испещренный чужими инициалами. Прибор ловит лишь одну частоту: детскую мелодию, которую Игорь слышал в последний раз за минуту до гибели брата-радиста.

Но городок молчит. Сослуживцы прячут журналы с вырванными страницами, рыбаки крестятся на чаек, а в эфире, меж шипения, звучат цифры — координаты, совпадающие с маршрутом той роковой спасательной миссии. Чем упорнее Игорь расшифровывает коды, тем яростнее ветер выцарапывает на его дверях слово *«Предатель»*.

А потом — обвал в штольне. Под грудой льда он находит фреску: десятки лиц, включая его собственное, нарисованные краской, что пахнет… лекарством из детской больницы. Всё сходится, кроме одного: на рисунке у него нет шрама от осколка, который он получил в *той* аварии.

Что, если катастрофу инсценировали? И если да — то зачем кому-то понадобилось, чтобы Игорь выжил?

Он подносит микрофон к губам, зная, что нарушает главное правило заполярья: *«Не отвечай на сигналы из темноты»*. Но как молчать, если в ответ на его голос эфир взрывается смехом, точь-в-точь как у брата, который не дышал уже десять лет?

Выбор прост: сжечь дневники и поверить, что безумие — это щит. Или впустить в себя холодный ветер с моря, где маяк, кажется, мигает в ритме азбуки Морзе…