Ниндзя 4 (1964)

Осень 1964-го. Бывший синоби Кадзуки, чьи руки помнят вес сюрикенов лучше, чем ручку плуга, копается в рисовом поле, когда находит под корнями ивы стеклянную ампулу с обугленным кодексом. Деревня, принявшая его десять лет назад как беглеца, замерла в странном молчании: старейшины шепчутся у пустого алтаря, дети исчезают к полудню, а в колодцах плавают обрывки шелка с узорами мертвого клана. Кадзуки клялся никогда не читать шифры прошлого, но кодекс, пахнущий жженым миндалем и ладаном, вскрывает старые шрамы — в нем упомянуто имя, которое он вырезал из своей памяти.

Чем чаще он вглядывается в почерк, похожий на бой сверчков, тем яснее: кто-то в деревне годами вел счет его шагам. Даже хозяйка таверны, чьи лепешки он ел каждое утро, отводит взгляд, когда он спрашивает о черных журавлях, вырезанных на ее пороге. А ночью в поля приходят «рыбаки» с пустыми сетями — их походка мягка, как падение листа, и слишком знакома.

Сможет ли Кадзуки зажечь факел в этой игре теней, не став снова тем, кого сам боится вспомнить? Или пламя спалит мост меж беглецом и человеком, который начал забывать вкус крови?