Ишь ты, Масленица! (1985)

В заснеженной деревне, где печные трубы курятся как обрезанные крылья, шестнадцатилетняя Варя находит в колодце сверток: выцветший кокошник да письмо 1927 года с криком чернил — *«Прости, не смогла сжечь»*. С тех пор февральский ветер шепчет ей странности: старухи крестятся на печные заслонки, а в ночь на Масленицу кто-то вырезает изо льда фигуры с чужими лицами.

Ее мать, укладчица пряников на фабрике, вдруг начинает измерять ступени до церкви шагами — ровно сорок девять, будто отмеряет грехи. А брат-фотограф, всегда ловивший смех, теперь снимает только тени на снегу, бормоча про «игру в жмурки с теми, кто не ушел».

Чем ближе гулянья с блинами да ряжеными, тем чаще Варя ловит на себе взгляды: не любопытство, а тихий ужас, будто в нее вселилась чужая память. Даже костер на краю села — тот, что должен сжечь зиму, — пахнет не деревом, а горьким миндалем и старыми книгами.

Сможет ли она надеть тот кокошник в хороводе, зная, что последняя, кто его носила, исчезла в крещенские морозы? Или бросит в пламя, где трещат не поленья, а чьи-то сжатые зубы?..