Поллок (2000)

Нью-Йорк, 1940-е. Холст Джексона Поллока — это пол в сарае, где трескается краска и окурки тонут в лужах скипидара. Он не пишет картины — вытравливает их из себя, как проклятие, кулаками, ножом, обрывками кистей. Его мир — это завихрения алкоголя, ссоры с женой-художницей Ли Краснер и тиски славы, которая душит громче, чем шум вечеринок в Гринвич-Виллидж.

Что движет им? Не поиск красоты, а война с хаосом внутри — детские травмы, страх повторить судьбу спившегося отца, ярость, что выплёскивается на холст кроваво-чёрными мазками. Чем громче хвалят его «капельную технику», тем чаще он исчезает в подвалах баров, а возвращается с пустыми глазами и новыми шрамами.

Повороты? Представь: триумфальная выставка *«Лавовый поток»* — и в тот же вечер Поллок давит мольберт, крича, что его работы «украли, высушили, превратили в сувениры». Или соседский мальчишка, который тайком рисует на стене сарая — Джексон, вместо гнева, молча оставляет ему банку краски... Сможет ли он сам, как тот ребёнок, начать с чистого листа? Или огонь, что он разжигает в картинах, в итоге спалит его дотла?

Здесь нет карт сокровищ — только пятна на полу, похожие на созвездия, и выбор: верить, что искусство сильнее демонов, или позволить им смешать краски с пеплом.