Моя половина (2024)

В сибирской деревне, где зимы выгрызают память из стен, семнадцатилетняя Лика каждую ночь рисует углем на потолке — линии сплетаются в карту, которую она не помнит наутро. Ее лунатизм — ключ, сколотый пополам: однажды утром она просыпается в мертвой тишине, с ледяной речной галькой в кулаке и следами чьих-то сапог на крыльце.

Здесь прошлое не хоронили — его прятали в печках. Когда Лика находит в подвале отца медальон с фото женщины, чьи глаза — точь-в-точь ее собственные, старики у котельной начинают шептать о «возвращенке». А соседи вдруг торопливо крестят хлеб, едва она проходит мимо, будто в ней просыпается что-то, что они десятилетиями глушили молитвами и самогоном.

Каждая находка рвет нити доверия. Письма матери, написанные химическим карандашом, пахнут не чернилами, а лекарственной горечью. Учитель истории, обычно молчаливый, как икона, вдруг дарит ей нож с костяной ручкой: *«Твоя бабка резала им правду — посмотрим, как ты»*. Но когда Лика подходит к заброшенной шахте за рекой, где, по слухам, «очищали грехи», ее тень на снегу ломается и движется сама по себе — будто кто-то шагает рядом, невидимый и неотступный.

Сможет ли Лика собрать себя из осколков, не став тем, кого ждут из темноты старые стены? Или деревня, как паук, уже сплела ее в паутину, где правда и безумие — одно и то же?..