Босоногий Гэн (1983)

Хиросима, август 1945-го. Воздух густеет от пепла, а шестилетний Гэн, с обожжёнными пятками и взглядом, высекающим искры из тьмы, тащит по руинам ведро с мутной водой. Его мир теперь — это трещины: в земле, в домах, в лицах тех, кто выжил. Одни шепчут проклятия небу, другие молчат, словно их голоса сгорели вместе с тенями на стенах.

Его движет не подвиг, а простое, ёмкое *«надо»*: найти краюху хлеба для младшего брата, отыскать в груде щепок хоть одну целую тарелку, не дать матери превратиться в призрака, который смотрит сквозь тебя. Но чем упорнее Гэн цепляется за обрывки обычной жизни — школьный мел, смех рыбаков у реки — тем яростнее реальность вырывает их из рук. Даже добро здесь обжигает: старик, делящийся рисом, оказывается вором; сестра милосердия прячет под рясой ожоги, похожие на карту ада.

А потом — мальчик в полосатой робе, возникший из ниоткуда. Его слова пахнут серой и мёдом: *«Хочешь знать, куда пропадают дети?»* Гэн колеблется. Ветер с реки сбивает с ног, смешивая запах гниющих лилий и бензина.

Сможет ли он шагнуть за черту, где кончаются голод и страх, но начинается нечто, от чего даже солнце прячется за тучи? Или останется здесь — босой, но живой?..