Без судьбы (2005)

Будапешт, 1944. Пятнадцатилетний Дьёрдь, с острыми скулами и взглядом, цепляющимся за привычные тени улиц, ещё не знает, что школьный звонок вчера прозвенел для него в последний раз. Его мир теперь — это вагоны, где дыхание сливается в общий свинцовый гул, а за окном мелькают столбы, обёрнутые колючей проволокой, будто чьи-то исковерканные молитвы. Здесь даже время течёт иначе: часы ломаются от тяжести номеров на запястьях, а дни меряются не светом, а щепотью хлеба, который делит с седым скрипачом, шепчущим о Бетховене меж стонов бараков.

Что движет им? Не побег, не бунт — странное, упрямое любопытство. Как сохранить в себе мальчика, который смеётся, когда прах вместо снега оседает на шинелях охранников? Как верить в «потом», если «сейчас» пахнет хлоркой и страхом? Он пишет письма матери в голове, словами, которые растворяются, как пар на морозе, и цепляется за обрывки разговоров: о парижских кафе, о яблочных пирогах, о чём-то, что было «до».

Но лагерь — это зеркало, треснувшее на тысячи осколков. Одни в них видят безумие, другие — порядок, а Дьёрдь ловит отражения чужих жизней, как дети ловят солнечных зайчиков. Вот надзиратель, прячущий под мундиром потрёпанный сборник стихов. Вот девушка, меняющая краюху хлеба на карандаш, чтобы рисовать птиц на обрывках газет. Каждый — словно шифр, который он пытается разгадать, пока холод пробирается под робу, похожую на листву поздней осенью.

С каждым днём вопросы становятся острее. Почему старик в углу барака выводит на стене цифры, похожие на даты? Зачем эсэсовец смотрит на детские ботинки в грязной луже, будто ища в них своё отражение? И главное — что тяжелее: ненавидеть или понять?

Фильм не даёт ответов, только ветер, что гудит в трубах крематория, да взгляд Дьёрдя — уже не ребёнка, но ещё не призрака. Сможет ли он собрать из осколков этого ада что-то, что не обожжёт руки, когда за ними придёт весна?