1926 год. Каир. Пыль библиотек смешивается с запахом пороха — здесь Эвелин, учёная в юбке до щиколоток, торгуется с контрабандистами за свиток, испещрённый иероглифами цвета ржавчины. Ей нужен не артефакт, а доказательство: что её насмешливо тонкий голос достоин аудиторий Сорбонны, а не только пыльных архивов. Рядом — Рик, наёмник с револьвером на бёдрах и шрамом под воротником, словно след от верёвки. Он знает путь к запретной долине, но молчит о том, как выжил в ней в одиночку. Их подгоняет
Лето 1941-го. В захолустном местечке, где пыльные дороги вьются между покосившимися домами, Шлема — бывший коробейник с языком острее бритвы — решает, что их еврейская община уедет от войны на... собственном поезде смерти. С фашистскими флагами, фальшивыми конвоирарами и актёрской игрой, от которой зависит жизнь. Вагоны красят в чёрное ночами, а утром свастики блестят, как свежие раны. Но чем убедительнее спектакль — тем чаще в глазах соседей-неевреев мелькает то жалость, то подозрение. А
В промозглом приморском посёлке конца 90-х, где ржавые корабли вмерзают в лёд как памятники забытым надеждам, семнадцатилетняя Вера находит в подвале заброшенного училища коробку старых аудиокассет. Голоса на плёнках шепчут о «практиках» — ритуалах, где тело становится учебником, а боль — языком. Но её младший брат, скептик с ожогами на ладонях, исчез как раз в день, когда море выбросило на берег обгоревший лабораторный журнал с его подписью... Здесь каждый знает, как молчать: старухи
Ленинград, 1999. Заброшенный кинотеатр «Искра», где пыльные проекторы хранят плёнки с выцветшими этикетками — «Съемки запрещены». Здесь Максим, бывший оператор с руками в шрамах от плёнок, находит коробку с надписью «Не развивать». Кадры показывают лица, которых нет в титрах, а звуковая дорожка шепчет цифры, как шифр из прошлого. Его гонит не любопытство — вина. Кто-то из этих кадров знал его отца, исчезнувшего в перестройку со всеми архивами. Но в «Искре» правила просты: вопросы задают только
В развалинах пригородного депо, где ржавые вагоны проросли бурьяном, вожак стаи — немецкая овчарка с шерстью, пропахшей гарью и сталью — находит под колесом тепловоза клык с чужим запахом. Не голод гонит её вглубь запретных тоннелей: родник, где пьёт стая, отравлен кровью. Закон пустыни гласит: *человек — смерть*. Но следы ведут к ним — двулапым, что прячутся за стенами с колючим светом. Чем ближе к правде, тем чаще в стае слышен рык раздора. Молодые кобели шепчут о предательстве, старики — о
Ленинград, 1999. Заброшенный двор-колодец, где ржавые трубы шепчут сквозняками, а стены помнят каждую пьяную драку. Здесь Сергей, бывший радиоинженер с тремором в руках от старых обид, ловит в эфире странный сигнал: детский голос считает до десяти — на частоте, которой не существует. Каждый счет совпадает с исчезновением кого-то из соседей. Но в милиции пожимают плечами, а в коммуналке внезапно забывают русский язык, будто воздух пропитан парализующей тишиной. Сергею мерещится связь с аварией
- Год выпуска: 2001
- Страна: Люксембург, США
- Жанр: Фильмы
- Продолжительность: 01:32
- Премьера (Мир): 2001-12-02
- Качество: BDRip
В заснеженном ущелье Кавказа, 1999-й. Молодой связист Егор, с лицом, ещё не обожжённым цинизмом, получает приказ: охранять брошенный склад с истекшими сроком патронами. Рота — сборище сломанных жизней: прапорщик, помешанный на уставе времён Афгана; снайперша, стреляющая левой рукой из-за старого ожога; дед, пишущий письма дочери, которую не видел десятилетие. Их война — не атаки, а тиканье часов в пустоте, где даже эхо замерзает в воздухе. Но когда из рации вместо команд начинает доноситься
В серых переулках Делфта XVII века, где свет в окнах мастерских густеет, как масляная краска, шестнадцатилетняя Грит поправляет белый воротничок — единственное белое пятно в её жизни, выбеленной прачечной сажей и луковым отваром. Её руки, привыкшие чистить рыбу и месить глину, теперь сортируют краски в доме Яна Вермеера: ультрамарин, добытый из камней, алый — из жуков, будто сама роскошь здесь дробится в порошок. Но мастер не позволяет даже подметать возле мольберта — «ты сметёшь свет», — а его
В промозглом пригороде начала нулевых, где асфальт трещит от забытых обещаний, семнадцатилетний Сашка каждое утро наматывает круги по заброшенному стадиону. Его кроссовки, стертые до дыр, шуршат о битое стекло, а в кармане — потрепанная фотография отца, чей рекорд на этой же дорожке давно стал городской легендой. Но когда тренер предлагает Сашке шанс вырваться на столичные соревнования, вместо радости — ком в горле: мать шепчет по ночам в телефонное «да, он согласен», а местные пацаны внезапно
На краю мира, где небо царапает спины каменных великанов, живет Зиан — кузнец-подросток с руками, вечно обожженными пламенем драконьих печей. Его молот выковывает не мечи, а ловушки: цепи с рунами, которые шепчутся на ветру, словно проклятия. Он не охотится — он спасает. По закону гор, драконов нельзя убивать, только изгонять в Пустоту за гранью ущелий. Но когда в пепелище родной кузни он находит обгоревший пергамент с рисунком *своего* детского браслета, правила трещат, как лед под сапогом.
В затерянной уральской деревне, где зима цепляется за апрель когтями, пятнадцатилетняя Лера находит в колодце с обледенелыми стенками серебряный колокольчик — тот звонит беззвучно, а в его отражении мелькают огни, которых нет на её улице. Её ведёт не любопытство, а вина: три года назад её мать ушла в лес «на минуту» и не вернулась, а теперь тайком исчезают соседские дети, оставляя на подоконниках горстки мха с лиловыми прожилками. Страна эльфов здесь не сказка, а запретная зона отчаяния: они
Начало: В забытом приморском посёлке, где волны бьются о ржавые корабли-призраки, семнадцатилетняя Катя находит в лодке деда кольцо с трещиной — оно жжёт кожу, как лёд и уголь одновременно. Дед исчез в ту же ночь, оставив лишь записку: *«Не носи его после заката»*. Действие: Катя вплетает кольцо в браслет, скрывая от всех, но странности нарастают: чайки кружат за ней пятым кольцом, а в портовых кабаках шепчут о «драконьей подати» — будто бы здесь платят не деньгами, чем-то иным. Местные