Тихоокеанский городок, затянутый туманом как марлей. Здесь, в стенах облупленного института, новый ректор Максим Ильин — бывший вундеркинд с тенью отчисления за плечами — натыкается на аудиторию, запертую на цепь еще в 1982-м. Под слоем пыли: чертежи машин, которых не должно существовать, и студенческий билет с его собственной фамилией… на чужом фото. Его расследование — не геройство, а попытка понять, почему отец, некогда работавший здесь инженером, сжёг все письма перед смертью. Но архивы
Карпаты, 2024. Варя замирает на пороге дедовой мастерской: на столе, под слоем пыли, чертёж горного хребта, будто вырванный из фантастического романа. Края обожжены, линии дрожат, как от руки солдата, спешащего забыть. Запах — машинное масло и смола, как в детстве, когда дед мастерил ей игрушки из старых шестеренок. Но этот эскиз — не игрушка. На обороте цифры: 52.8. Широта их села. Соседи, узнав, что она копается в архивах, внезапно вспоминают о «ночных огнях» над перевалом — байки, мол, не
В приморском городке, где волны бьются о ржавые корпуса заброшенных судоверфей, местный журналист Максим Светлаков находит в отцовском гараже коробку кассет с пометкой *«Не включать. 1999»*. Плёнки шипят голосами, которых нет в архивах, а на заднем фоне — переговоры о чём-то, похожем на подземные тоннели под городом. Но когда Максим начинает спрашивать, старые друзья отца внезапно исчезают, а в его почте множатся анонимные угрозы с деталями, которые знал только он сам. Его преследуют обрывки
«За день до…» (2024) Ленинград, 1986. Семнадцатилетняя Вера, с лицом в веснушках и руками в масляных пятнах от ремонта мотоцикла, находит в баке бензоколонки конверт с фотографией: на ней — она сама, но старше, на фоне руин, которых ещё нет. В кармане — ключ от заброшенной обсерватории, где год назад исчез её брат. Город шепчет о «провалах во времени», но взрослые стирают граффити со стен, словно стирают память. Чем чаще Вера крутит плёнку на старом магнитофоне, подарке брата, тем чётче в эфире
В затерянном городке на краю карты, где снег в июле тает, едва коснувшись земли, тридцатилетняя Майя-«часовщик» чинит сломанные механизмы и чужие секреты. Ее мастерская — лабиринт тикающих сердец из шестеренок и писем, которые клиенты оставляют в щелях старых часов. Но однажды в ящике с браком она находит циферблат с датой собственного рождения и координатами дома, сгоревшего дотла в её детстве. Что толкает её в путь? Не страх, а тихий гнев: после пожара все в городке вдруг разучились говорить
В промёрзшей сибирской деревне конца 90-х, где время будто застряло в ржавых гвоздях покосившихся заборов, 17-летняя Лиза находит в колодце свёрток: пожелтевшие письма от незнакомки с её именем и ключ от брошенной школы-интерната. Каждая строфа в конвертах пропитана запахом старой типографской краски и горького миндаля — будто кто-то десятилетиями готовил эту тайну специально для неё. Но соседи, обычно болтливые за самоваром, внезапно глухи: «Не твоё дело» — бросает дед-охотник, пряча шрам на
В забытом уральском городке, где улицы до сих пор помнят скрип телег, Лиза разбирает вещи в бабушкином доме. Всё пахнет нафталином и яблоневым вареньем, которое не сварили. На чердаке — зеркало в раме из чернёного серебра: его стекло, покрытое инеем даже в июльский зной, отражает не её лицо, а чьи-то следы на снегу сорокалетней давности. Пропажи начались на следующий день. Местные шепчут про «ночных жнецов», но в мэрии лишь пожимают плечами, а в церковной книге зачёркнуты целые семьи. Чем
В затерянном военном городке за Полярным кругом, где туман цепляется за колючую проволоку, кинолог Вера разыскивает пропавших ездовых собак. Её овчарка Цезарь, с глазами как расплавленное серебро, находит в тундре не ошейник, а клочья чужой униформы, пропахшей ржавчиной и смолой. Здесь исчезают не только псы — но люди растворяются бесшумно, будто их стирает из памяти сам мороз. Вере мешает не холод, а прошлое: её отец, разжалованный офицер, когда-то тоже вёл досье на «несуществующих» пропавших.
В призрачном порту Камчатки, где шторма высекают из базальта идеальные шестигранники, бывшая студентка-кристаллограф Вера находит в рюкзаке погибшего брата странный артефакт: стеклянный куб, внутри которого — движущиеся тени городов. Записи в его блокноте пестрят координатами заброшенных шахт, но в посёлке все вдруг забыли, как два месяца назад кричали по ночам экскаваторы. Даже мать Веры, перебирая старые фото, шепчет: *«Он ведь всегда врал»* — и крестит дверные ручки медным ключом. Когда Вера
Черноморский ветер выбивает стёкла в полузаброшенном санатории «Волна», где Демис, с обветренными руками и якорем на запястье, чинит катер на краю причала. Здесь, в конце 90-х, даже море кажется застывшим между прошлым и будущим. Марина, в потёртой кожаной куртке и с фотоаппаратом «Зенит», приезжает не просто так — её сон неделями сводит к крику чаек над пустым пирсом. Всё начинается с ржавой банки из-под леденцов, найденной под полом её комнаты: внутри — ключ от маяка и обрывок карты с