Мир в моем углу (1956)

Ливерпуль, 1952. Стены его каморки впитывают крики доков и шепот углей в потухшей печке — бывший солдат Фрэнсис сутками вычерчивает на карте маршруты, по которым уже не ходит. Бритва, бутылка, да конверт с выцветшим штампом — вот весь его мир. Но когда в дверь стучит женщина, чье лицо он пытался забыть в окопном дыму, карты оживают: на них проступают улицы, которых нет, и кресты там, где должны быть пабы.

Чем упорнее он ищет нить в этом лабиринте, тем громче звучат в подъезде чужие шаги, а в окне напротив — шторы шевелятся, будто за каждым движением следят. Даже рыбаки у причала замолкают, заслышав его голос. А в кармане — обрывок письма: *«Они знают про ту ночь в Дюнкерке»*.

Сможет ли Фрэнсис разгадать игру, где правила пишутся дрожащей рукой между глотками виски, или его угол станет последним квадратом на этой карте — вычеркнутой навсегда?