Диван (1964)

Москва, 1964. В коммуналке, где трещины на стенах шепчут сплетни, замшелый филолог-нелюдим Егор чинит антикварный диван — и нащупывает под бархатом потайной ящик. Внутри: пожелтевшая записка с перечнем фамилий и дат, где последней строкой — имя его покойного отца, вымаранное так яростно, что чернила прожгли бумагу.

Героя гонит не любопытство, а давний укор: отец исчез в лагерную зиму, не попрощавшись. Но в подъезде уже шелестят сапогами «соседи» из другого ведомства, а библиотекарша, всегда угощавшая его чаем с вареньем, внезапно крестит дверной косяк мелом. Чем чаще Егор сверяет даты из списка с газетными некрологами, тем явственней пахнет в квартире дымом — будто кто-то невидимый методично жжёт старые письма в печке.

Он мог бы замолчать, спрятать находку обратно в диван-гроб... но что, если в списке — не жертвы, а палачи? И как верить подсказкам, когда каждое слово даётся с усилием — язык, с детства завязанный в узел заикания, предательски спотыкается на вопросах?

Сможет ли он разорвать круг молчания, не став частью механизма, который десятилетиями стирал чужие судьбы в пыль?