Бусидо Бохати: Путь злодея (1974)

Эдо, 18 век. Рассвет застает ронина Кадзуо у ворот сгоревшего додзё, где на его запястье из-под грязных бинтов выглядывает татуировка — змея, чья чешуя мерцает, как свежий шрам. Он не носит меча, но тень катаны тянется за ним неотрывно: город шепчет, что клинок, погубивший его клан, теперь ищет нового хозяина. Когда ночью к Кадзуо приходит слепая танцовщица с веером, испещренным шифром из кровоподтёков, он понимает — игра начата. Но правила пишет не он: каждый ответ на вопрос о прошлом отнимает каплю рассудка («Ты действительно *видел* лицо того, кто предал тебя?»), а улицы Эдо обрастают трупами в ритуальных масках, точь-в-точь как в его кошмарах...

Чем больше Кадзуо срывает масок, тем чаще встречает знакомые глаза — бывшие ученики, любовница, даже нищий с переулка — все будто связаны клятвой молчания, крепче стали. Даже ветер здесь лжет: свитки сгоревшего додзё пахнут не пеплом, а миндалем, как яд синоби. Сможет ли он сломать клинок своей гордыни, чтобы перестать быть марионеткой в пьесе, где все роли —包括его собственная— уже прописаны чернилами из собственной крови?