Финист — Ясный сокол (1975)

В глухой деревне, затерянной меж сосен и туманов, Аленушка каждую ночь выходит к краю леса — слушает, как ветер шепчет имя, которого нет на картах. Ее сапоги, прокованные трижды железом, звенят о камни, а в кармане — перо, что обжигает ладонь инеем. Не свадьба или проклятье гонят её, а стук в грудной клетке, похожий на крылья о решётку: *Финист* зовет сквозь сны, превращаясь в ястреба на рассвете.

Здесь тропы путают следы, соседи крестятся при её имени, а старухи у колодцев судачат о девичьем упрямстве: «Искать того, кого и след простыл — себе дороже». Но Аленушка знает — правила этой игры пишутся не в молитвенниках. Железо сапог стирается о мили молчания, посох в руках тяжелеет с каждым шагом, а камень в подоле режет плоть, словно напоминание: *обратной дороги нет*.

Чем дальше в чащу, тем чаще тени принимают облик знакомых голосов — то отец кличет домой, то сам Финист манит из-за деревьев, но глаза его пусты, как зимнее небо. А в избушке на курьих ножках старуха с лицом, как береста, протягивает чашу с темным мёдом: «Выпей — забудешь. Не выпьешь — трижды обманешь смерть, но сердце станет тяжелее свинца».

Сможет ли Аленушка отличить правду от ловушки лесных духов, если каждое её воспоминание о Финисте обрастает шипами, а в зеркале вместо себя она видит чужачку с глазами, полными ночи? И что останется от её имени, когда последний железный гвоздь выпадет из подметки — звонкий, как крик ястреба?