Ленинградцы, дети мои... (1981)

Ленинград, 1970-е. За окнами коммуналки, где учительница Вера Семёновна разбирает дедовский сундук, февральский ветер сбивает с ног, будто напоминая: здесь каждый камень помнит блокадный голод. Среди пожелтевших писем и орденов её руки натыкаются на детскую рукавицу, зашитую грубыми стежками — внутри спрятана фотография незнакомого мальчика с цифрой *«5-й маршрут»* на обороте...

Её расследование — не архивная пыль, а живая дрожь: старухи из очереди в булочной внезапно замолкают при её вопросах, а в школьном музее исчезает стенд о детских эвакуациях. Даже собственный отец, отрезанный осколком в сорок третьем, перед смертью бормотал: *«Не рыпайся, Верка»*. Но как молчать, когда вчерашние тихие соседи вдруг приносят ей конверты с обгоревшими страницами, шепча адреса домов, которых нет на карте?

Чем ближе Вера к разгадке «маршрута», тем чаще ловит на себе взгляды, словно проверяющие, *достойна ли*. А в подъезде её дома кто-то рисует мелом кресты — точь-в-точь как на блокадных дверях, отмечавших мертвецов... Сможет ли она отличить предателей от тех, кто молчал, спасая других, — и что будет с её правдой, если она окажется не героической, а страшной?

*P.S. Замшелая рукавица пахнет снегом и жжёным сахаром — как будто зима 1942-го навсегда впиталась в шерсть.*