Караваджо (1986)

Рим, 1600-й. В мастерской, где тени цепляются за стены, как пьяные воры, Караваджо точит кинжал — не для защиты, а чтобы вырезать правду из холста. Его краски — смесь крови святых и уличной грязи, а модели — нищие, воры, любовники, чьй взгляд выжигает душу зрителя. Церковь платит за святость, но он пишет воскрешения, где ногти у Лазаря — в земле, а у Христа — дрожь в жилах.

За каждый мазок — долги: одни деньгами, другие — жизнью. Пока кардиналы шепчутся в полумраке, к нему приходит тень из прошлого — человек, который знает, *почему на руке Караваджо всегда пятно сурика*. Теперь каждый заказ — ловушка: в краске мешают яд, натурщики исчезают, а в глазах на портретах проступает чужая боль.

Сможет ли он закончить *"Семь деяний милосердия"*, если милосердие здесь — нож за пазухой? Или сгорят холсты вместе с тем, кто осмелился красть свет у Бога... чтобы отдать его ворам?