Чайна О'Брайен (1988)

Владивосток, 1988. Порт задыхается в мазуте и криках чаек, но Чайна О’Брайен слышит сквозь ледяной ветер иное: стук отцовских часов, проржавевших в банке с квашеной капустой. Они ожили — тикают *назад*, будто отмеряя время до той ночи, когда её отец «случайно» утонул с ирландским паспортом в кармане. Цифры на циферблате ведут к заброшенной обсерватории, где на звёздных картах — строчки из баллад её детства, выведенные *её* почерком. Но зачем?

Соседи-моряки шепчут молитвы, заслышав её шаги, в магазине «внезапно» исчезает её чай, а из радиоприёмника по ночам доносится голос матери, погибшей при странном пожаре: *«Не верь тому, кто знает про красный шарф»*. Холод пробирается под кожу, и лишь взгляд таинственного незнакомца с запахом отцовского одеколона греет — или это ловушка?

Чем ближе Чайна к разгадке, тем яростнее город стирает следы: исчезают фотографии, пустеют квартиры друзей, а в зеркалах обсерватории мелькает тень женщины с её лицом — но в петле на шее. Сжечь часы и замолчать, как все? Или довериться часам, которые ведут в прошлое, где правда остра, как ломающийся лёд? Выбор застывает на губах облаком пара, а часы тикают: *тик-так, тик-так*. Обратно.