Дикость (1998)

В сибирской глухомани конца 90-х, где снег даже весной хрустит, как сахарная крошка, пятнадцатилетний Алёша выковыривает из щели в сарае дневник, перетянутый проволокой. Замшелые страницы пахнут бензином и полынью — и ведут к карте, где крестиком помечена глухая просека за посёлком. Но зачем отцу, исчезнувшему пять лет назад, понадобилось рисовать её? Мать молчит, стискивая зубы так, будто слова — это осколки стекла, а соседи внезапно вспоминают, что «пора коров доить», едва Алёша заговаривает о дневнике.

Посёлок живёт по правилам, которых нет в учебниках: в лес после заката — ни ногой, старые шахты — не трогать, а главное — не копайся в том, что «уже схоронено». Но Алёша, с его астмой и упрямством щенка, роет глубже: странные символы на стенах заброшенной штольни, могилы без имен… Чем ближе он к крестику на карте, тем чаще на пороге дома появляются банки консервов — те самые, что пропали со склада в год исчезновения отца.

А потом находится вход в шахту — не заброшенный, а залитый свежими кровяными подтёками, и карта вдруг меняется: просека ведёт не в тайгу, а к дому соседа-лесника, который учил Алёшу стрелять из лука. Сможет ли он нажать на спуск тетивы, если в темноте мелькнёт знакомый силуэт? И главное — готов ли услышать ответ, который разорвет тишину, годами склеивавшую посёлок, как жвачка?