Клянусь Шивой (2016)

В промороженном уральском городке, где ржавые цеха соседствуют с полузаброшенными храмами, шестнадцатилетний Кирилл находит в мамином сундуке медный амулет — трезубец Шивы, обмотанный детской тесьмой. Мать, обычно острая на язык, внезапно цепенеет, будто язык прикусила ножом. А на следующий день в школе новенькая из Дели с ходу спрашивает: «Ты же из *тех* Бурнацевых?» — и качает головой, словно отмахиваясь от собственной тени.

Городок дышит закоулками: в подворотнях — санскритские граффити, свежевыбеленные стены хранят пятна копоти, а старики на лавках шепчутся о «проклятом восьмидесятом». Кирилл, разрываясь между злостью на мать и детскими воспоминаниями об отце-фотографе (его камеру до сих пор пахнет лавандой и проявителем), вязнет в паутине полуправд. Чем чаще он задаёт вопросы, тем яростнее ветер с Урала выдувает следы: исчезают записи в библиотеке, сосед-алкоголик «забывает» собственные истории об отце, а в школе внезапно объявляют уборку архива — *случайно* сжигая старые фотоальбомы.

Повороты:
— Встреча с бродячим художником, который рисует Шиву поверх портретов Ленина, но отрицает это при свете дня.
— Ночью амулет начинает вибрировать, как телефон на беззвучном, указывая на заброшенную котельную — там, под слоем льда, мерцает фреска: танцующий Шива в окружении лиц, слишком знакомых...

Финал: Кирилл стоит на пороге котельной с ломом в руках, а за спиной — мать, впервые за годы плачущая беззвучно. Сломать лёд — значит рискнуть затопить всё, что знал. Но как искать правду в городе, где даже стены врут?

*P.S. Запахи тут — ключ: мазь от маминых ожогов пахнет гвоздикой, а в котельной воздух густеет, как чад от сожжённых плёнок.*