Хикок (2017)

На краю камчатского посёлка, где волны дробятся о скалы в клокочущую пену, шестнадцатилетняя Лера — дочь смотрителя маяка — находит в желудке выброшенного штормом кашалота рацию. Не ту, ржавую, с позывными пограничников СССР, а новую, в корпусе цвета хаки, с запекшейся на кнопках кровью.

Её отец, обычно молчаливый, как скала, теперь исчезает по ночам, а в эфире рации ловит голос женщины, повторяющий дату сорокалетней давности — день, когда в тумане пропал целый сейнер с рыбаками. Посёлок, привыкший к тайнам (здесь каждое второе окно смотрит на море, и каждое третье — заколочено после чьей-то гибели), вдруг оживает шепотом: рыбаки врут, что не видели обломков, старухи крестят Леру через плечо, а в её дневнике появляются чужие пометки — *«не верь маяку»*.

Чем глубже Лера лезет в архивы порта, тем явственнее слышит скрип шагов на винтовой лестнице маяка по ночам. Отец утверждает, что это ветер. Но ветер не пахнет дешёвым одеколоном капитана Седова, пропавшего ещё до её рождения. А ещё — не оставляет в её спальне мокрые следы ботинок 45-го размера...

Сможет ли Лера заставить говорить тех, кто десятилетиями хоронил правду в чёрном песке здешних пляжей? И как дать голос тем, кого море давно превратило в тишину?

(Пахнет здесь, кстати, не только солью: страницы судовых журналов в порту отдают мазутом и ладаном, а сигналы рации — йодом и чем-то сладким, как гнилые водоросли.)