Призраки (5 сезон)

В промёрзшем уральском посёлке, где уличные фонари гаснут к полуночи, Лика находит в подвале отцовского дома коробку с кассетами. Плёнка шепчет голосами незнакомцев, но один смех узнаёт сразу — материнский, хотя мать молчала с тех пор, как Лику увезли в детдом. Соседи твердят, что дом «не любит шума», заколачивают окна крест-накрест, а в магазине крестятся, когда Лика берёт с полки банку сгущёнки — ровно ту, что в кадре на старой записи.

Чем чаще она включает камеру, тем чётче на стенах проступают тени, которых не было при свете. Даже пьяный электрик, грозивший выбить дверь, теперь шепчет у калитки: «Спроси у берёзы за школой». Но дерево спилили ещё в девяностых — остался пень, проросший ржавыми гвоздями и синими лентами.

Лика учится слушать тишину: в ней скрип шагов на плёнке совпадает с капаньем воды в раковине, а замороженные ягоды во рту вдруг горчат полынью. Она близко — эта правда, что прячется меж кадров. Но что страшнее: отмотать плёнку до конца или признать, что мать записала её голос поверх своего?