Моя королева (1 сезон)

В приморской деревушке, где волны выплёвывают на берег ржавые корабельные гвозди и обрывки газет на незнакомых языках, семнадцатилетняя Лера с протезом вместо правой ноги находит в трюме разбитой шхуны корону, сплетённую из рыбьих костей. Бабка шепчет: «Не носи́ — проклянет», но в зазубренных зубцах короны что-то щёлкает, как механизм в старых часах, а по ночам Лере мерещится, будто приливы стучат в её окно ровно тридцать три раза — столько же, сколько лет назад пропала её мать, ушедшая в море с чужими людьми.

Деревня живёт по негласному уставу: не задавать вопросов о том, что выносит океан, не замечать, как по утрам на песке проступают следы, ведущие *от* воды. Но Лера, с её упрямой привычкой щупать протезом дно на глубине, нарушает правила. Чем чаще она примеряет корону — тем сильнее немеют пальцы на левой руке, будто их опутывают невидимые нити, а в ушах звенит голос, похожий на её собственный, но более холодный: *«Ты же королева. Возьми своё»*.

Соседи, прежде ворчавшие на её «хромую удаль», теперь шарахаются от девушки, как от прокажённой. Даже старый смотритель маяка, учивший её плавать в шторм, прячет лицо под капюшоном. В архивах порта Лера обнаруживает, что фамилия её матери в судовых журналах 1989-го вымарана кислотой — ровно в день, когда на рифах разбился танкер с безымянным грузом...

Сможет ли Лера отличить шепот короны от голоса крови — или её, как мать, поглотит жажда стать больше, чем человеком? А пока — протез пахнет солью и машинным маслом, рыбий скелет на голове теплеет при луне, а волны продолжают считать удары в стекло.