Харджиев. Последний русский футурист (2022)

Ленинград, 1962 год. Замок чемодана, проржавевший от времени, раскрывается с щелчком, и оттуда вырывается запах льняного масла и пыли — будто сама эпоха авангарда задохнулась в узком чемодане под кроватью. Харджиев, седой и сгорбленный, как архивный призрак, шепчет: *«Это не картины — это мины»*, протягивая молодому поэту папку с рисунками, где линии Малевича сплетаются с шифрами чекистских отчетов.

Его подталкивает не героизм, а ярость — ярость против забвения. Каждая найденная работа футуристов будто вырывает клочок истории из огня, но за ним уже следят: тени на лестничных клетках сливаются с пропагандистскими плакатами, а в телефонной трубке — только дыхание и щелчки магнитофона. Чем чаще он шелестит запрещенными манифестами в подпольных мастерских, тем стремительнее исчезают те, кто когда-то знал правду. Даже стены его коммуналки, оклеенные газетами с вымаранными фамилиями, кажутся соучастниками.

Один поворот — найденный дневник с пометкой *«сжечь после»* — указывает на тайник в заброшенной типографии, где под слоем свинцового шрифта прячутся письма Хлебникова. Другой — внезапный визит женщины в пиджаке цвета хаки, которая знает про чемодан больше, чем сам Харджиев.

Сможет ли он отличить друга от соглядатая, когда даже буквы на страницах, как солдаты, строятся в ряды под чужим карандашом? И что тяжелее унести — чемодан с искусством или груз тех, кто молчал, чтобы он жил?