Засуха (2022)

На краю выжженной дро́жью деревни, где трещины в земле шире ладоней, 16-летняя Лиза прячет под кроватью рюкзак с фотографиями сестры. Та исчезла в прошлое полнолуние, оставив на пороге лишь горсть пепла, пахнущего медью. С тех пор колодцы шепчутся по ночам, а старейшины сжигают полынь на рассвете, словно отгоняя не змей, а чьи-то взгляды.

Лиза знает: засуха началась не из-за солнца. В кармане у нее — обгоревший конверт, найденный в сестриной куртке. Адрес на нем написан почерком, который она видит каждое утро в зеркале. Но как объяснить это отцу, который сжимает топор крепче, когда мимо дома бредут «гости» из соседних хуторов — молчаливые, с глазами, мокрыми от песка?

Чем чаще Лиза втирает в кожу горькую полынную настойку («от слежки», шепчет бабка), тем яснее видит узоры на стенах амбара: они движутся, как карта. Один поворот — и соседский парень, всегда дразнивший ее «городской», вдруг подбрасывает в окно записку: «Они не хотят, чтобы ты узнала, куда уходит вода». Второй — отец в ярости выламывает доски из пола, а под ними… нет, не колодец. Сухая земля. И следы. Человеческие, но с растопыренными пальцами, будто кто-то рвался *наружу*.

Сможет ли Лиза заставить замолчать голос в голове, который звучит точь-в-точь как сестрин смех, — или пойдёт за ним в ту самую пещеру за рекой, куда даже псы не заглядывают? Ведь там, говорят, ночью на камнях проступают капли, густые и тёплые, как кровь.