В коже моей матери (2023)

В приморском городке, затянутом туманом 1940-х, пятнадцатилетняя Тала каждую ночь слушает, как стены их родового особняка скрипят, словно шепчутся за спиной. Ее мать, раньше пахнувшая жасмином и солью, теперь лежит в постели, кожа прозрачная, как пергамент, а в глазах — отсветы чего-то, что Тала не может назвать. Отчаяние гонит её в чащу, где, по слухам, обитает *дух-целительница* — но вместо утешения девушка приносит домой запах гниющих манго и тишину, которая слишком густа, чтобы её разорвать.

Правила здесь пишутся шёпотом: не смотри в зеркала после заката, не задавай вопросов старым фотографиям, не верь тени матери, которая теперь движется на секунду позже, чем должно. Чем упорнее Тала ищет ответы в семейных архивах, заросших плесенью, тем чаще японские патрули на улицах сворачивают в переулки, будто обходя дом стороной.

А потом — голос. Тот, что струится из стен, похожий на жужжание крыльев цикад, предлагающий *ещё одну попытку*, ещё один обряд... Но как спасать мать, если её дыхание теперь оставляет следы инея на простынях, а в саду расцветают чёрные бутоны, которых не было вчера?

Сможет ли Тала отличить, где кончается материнская любовь — и начинается голод того, что притворяется ею?