Она заснула в моей ладони (2023)

В приморском городке, где туман цепляется за крыши словно старая вуаль, семнадцатилетняя Лика с рождения слышит шёпот насекомых. Её мир — это треск цикад в затылок, танец паучьих лапок на оконном стекле и тени, что шевелятся без ветра. Но когда младшая сестра исчезает, оставив на подушке горсть полупрозрачных коконов, Лика понимает: те, кого она слышала, теперь *видят* её саму.

Город молчит, будто проглотил язык. Рыбаки крестятся, замечая медуз с узорами, как на семейных фото пропавших, а в библиотеке, где Лика ищет ответы, страницы о энтомологии вырваны — все, кроме одной: *«Они спят в нас, пока мы не проснёмся в них»*. Расследование ведёт её к заброшенной маячной башне, где в ржавых стенах звенят тысячи сплющенных крыльев, а в карманах встреченного странника находит нити, идентичные сестриным — мерцающие, как нерв под кожей.

Но чем ближе Лика к разгадке, тем сильнее насекомые в её крови: они жгут, требуя остановиться. Даже мать, годами глухая к дочерним снам, вдруг умоляет *«не будить то, что уже выбрало её»*. Сможет ли Лика прислушаться к тем, кто всегда был фоном её одиночества, или шагнёт в рой, где стирается грань между зовом дома и зовом плоти?

(Запах здесь важен: соль, йод и сладковатый душок перезрелой хурмы под ногами. А ещё — тиканье карманных часов, вложенных в руку сестры перед исчезновением: стрелки идут назад, но время заводит лишь ветер.)