«Представь: глухомань под Уральскими горами, осень 1998-го. 17-летняя Катя, с лицом, вечно испачканным угольной пылью от разваливающейся котельной, натыкается в подвале заброшенного ДК на коробку кассет. На них — голоса из 70-х, шепчущие о «проекте «Снегирь», и чей-то сломанный смех, обрывающийся на полуслове. Местные, обычно сплетничающие у ворот, внезапно немеют при её вопросах, а старый учитель географии, когда-то водивший её в походы, теперь крестит дверь мелом, бормоча про «грехи, что
В забытом приморском городке, где туман цепляется за ржавые крыши, молчаливая реставраторка Вера находит в стене развалившейся часовни кожаную перчатку с вышитым знаком — переплетёнными нитями, похожими на шрамы. Её тянет не к узору, а к тому, что внутри: крошечный ключ и фото 1920-х, где девушка с её лицом стоит у входа в тот же храм. Местные шепчут про «сшивателей» — тех, кто латает дыры между мирами, но лишь за цену памяти. Чем чаще Вера вставляет ключ в замки старых дверей, тем сильнее
В дымном портовом городе, где часы бьют три раза за ночь, двадцатилетняя Кая чинит старые кинопроекторы, выменивая их на хлеб и истории. Её пальцы знают каждый винтик, но последний аппарат — чёрный ящик с гравировкой в виде бесконечной спирали — жужжит как раненый шершень и выдаёт кадры, которых нет на плёнке: городские крыши под луной, а на них — её отец, шагающий в пустоту десять лет назад. Соседи шепчутся о «ночных звонарях» — тех, кто слышит голоса в гуле ветра между доков, — но закрывают
В душном кабинете особняка эпохи Регентства, где обои шепчут сплетнями двухсотлетней давности, современная американка Лайла находит между страниц «Гордости и предубеждения» смартфон с единственным сообщением: «Не меняй ни слова». Но как не менять, когда её джинсы и дерзкие шутки пугают местных лордов, а попытки вернуться домой срывают свадьбы героев романа? Её прошлое — разорванный контракт в Нью-Йорке и неотправленное письмо бывшему — теперь преследует её здесь, в мире, где каждое рукопожатие