Сжатые кулаки (2024)

Сибирь, 1994. Заброшенный сарай на краю деревни, где ржавые гвозди торчат из досок, как кости. Шестнадцатилетний Алёха, с обветренными щеками и руками в ссадинах от драк, натыкается в груде хлама на потёртый дневник — замшелые страницы пахнут бензином и полынью. Внутри — карта, где крестиком помечена старая шахта, и три слова, выведенные дрожащим почерком: *«Они не ушли. Слышат»*.

Деревня живёт по негласному закону: не поднимай глаз выше забора, не спрашивай про тех, кто «съехал в город». Но Алёха не может молчать — карта совпадает с маршрутом отца, исчезнувшего год назад. Каждая попытка докопаться до правды упирается в стены: старики крестятся при упоминании шахты, друзья внезапно глухи, а в окнах соседских изб мелькают силуэты, будто за ним наблюдают. Даже местный участковый, обычно равнодушный, как пень, шепчет: *«Брось, парень. Тут не героев не хватает, а молчунов»*.

Странности копятся: ночью у реки Алёха находит пустую палатку с вещами отца, а наутро её будто стирают с земли. В дневнике появляются новые строки — не его рукой. Кому верить, если даже родная тётя прячет под подушку нож, бормоча про «голоса под землёй»?

Выбор назревает, как гроза над тайгой: сжечь дневник и вписаться в ряды молчунов — или спуститься в шахту, где ржавые рельсы ведут в темноту... а следом — чьи-то шаги.